. Очень хотелось бы что бы у Фёдора всё было хорошо.
В исходной сцене — Олейна, цифровое герцогство Торкона. Его власть построена не на деньгах, а на ритуалах и цифре: коллективные заказы лабораторных анализов, превращение отчётов в сакральные свитки, иерархия статусов вокруг доступа к «правильным» PDF. Это ранний BITOG-образец по форме (общак на UOA), но по сути — организованная литургия: анализ как обряд легитимации. Торкон сознательно приблизил «смертных» к пантеону «его» индустрии — не к божествам напрямую, а к их отблеску через лаборатории. Отсюда его системная близость к «богам» (Lubrizol, Afton, Infineum, Oronite; корпорации-носители рецептур вроде Mobil, Shell): не интимное знание формул, а властный контроль мостика «лаба → цифры → толкование».
Термин «МПизм» родился вне Олейны — это саркастический ярлык Сергея Смирнова (он же bmwservice), практика и моториста, который назвал религиозным фанатизмом всё то, что строится на обожествлении масел и культа анализов. Смирнов — антагонист не персональный, а методологический: вместо «ритуалов» — вскрытые моторы, причинно-следственные связи, «прожарка», эксплуатация и аутопсия. Его слово «МПизм» прилипло к целому пласту верований и стало внешним обозначением «языческой церкви масел».
Гудини — фигура другого рода. МП-журналист, идеолог, аскет мысли и нищеты. Денег на собственные исследования у него не было и не стало; лабораторных кампаний он не финансировал, донаты брал себе, а не «на дело». Вера — его капитал. Он принимает пантеон «МП-богов» как высшую инстанцию и считает рецептуры неприкасаемыми: смертные не достойны «ковырять» божественные формулы. Допустима лишь периферийная «литургика» уровня CCS/MRV, спецификаций и допусков — высокоуровневые маркеры почтительного созерцания, а не профанирующий разбор присадочных пакетов. Отсюда — главный разлом между ним и Торконом: не в вере (оба язычники одного пантеона), а в праве на ритуал. Торкон приблизил «паству» к алтарю через аналитику, Гудини считает саму идею проверки богов ритуалами сомнительной. В системе координат Гудини любой массовый «скриншот божества через лабораторию» — уже соблазн гордыни: попытка смертных измерить неизмеряемое.
Политическая кульминация пришла с SAE20. Фигура отдельная, анонимная, приглашённая в Олейну самим Торконом как «гость». Торкон гостю и сам доверял с оговорками, но позволил ему говорить внутри храма — осознанно расширил влияние внешней тени для поддержания собственной архитектуры дискуссии и баланса сил. Для Гудини SAE20 стал символом профанации: самозванец, «шпион» противника Главного МПизма, внедрённый, чтобы разрушить сакральную дистанцию. Началось расследование Гудини против SAE20 — серия публицистических «обличений» с попыткой деанона и навешиванием ярлыка «это bmwservice». Ошибка по сути (SAE20 ≠ Смирнов), но показательная по механике: для идеолога, охраняющего догмат, любой аноним-ритуалист внутри храма — троянский конь BMWservice.
Дальше — политическая логика Олейны. Есть владыка ритуала (Торкон), есть идеолог чистоты веры (Гудини), есть внешний критик практики (Смирнов), есть анонимный катализатор напряжения (SAE20). Удар Гудини по гостю — удар по авторитету владыки: обвиняя гостя, он подрывает право Торкона определять, кто имеет голос в святилище. Система выбрала стабильность ритуальной машины: Гудини изгнан. Формально — за наезды на гостя; по существу — за покушение на монополию Торкона на регламентацию священнодействий. Это «дантовское» изгнание не отменило веры Гудини — он остался язычником того же пантеона, но лишился кафедры внутри храма.
После изгнания — медленное скольжение вниз. Аудитория распалась между площадками, харизма без институциональной трибуны выдыхается. Парадокс усиливается: идеолог, который отвергал «проверку богов ритуалами», теперь ещё дальше от «божьего дома», а значит — ещё более замкнут в собственном слове. Донаты остаются частной подпиткой, не общественным проектом. Нищета не романтизируется вечна — приходит торг. Переход в мелкую торговлю выглядит как капитуляция: журналист-обличитель, хранитель догмата, меняет символический капитал на бытовой заработок. На фоне прежней риторики это воспринимается особенно тяжело: не просто смена занятия, а разрушение мифа о сверхценности «служения МП-религии».
Здесь и лежит главный трагизм. В Олейне власть стала функцией институционализированной цифры: кто организует обряд анализа и контролирует толкование, тот и «ближе к богам». Гудини последовательно отрицал сам «правовой титул» смертных на измерение божественного; в этой конфигурации он обречён. Он не может выиграть на поле, где голоса распределяет владыка ритуала, а внешний практик выставляет итоговую проверку в железе. Его сила — слово и догмат, его слабость — отсутствие механики и ресурса. Даже если часть тезисов верна по сути (скрытая сакральность рецептур, замкнутость индустрии, бессмысленность низкоуровневого «ковыряния»), социальная машина безжалостна: аудитория требует зрелища и артефактов, а не одних только проповедей. Торкон даёт артефакты; Смирнов даёт результат научного уничтожения МПизма и работы железа; аскет-идеолог без ритуала и без железа остаётся нравственным проповедником без кафедры.
История с SAE20 — лакмус. Торкон допустил в храм фигуру, которой сам до конца не доверял, — ради архитектуры влияния. Гудини, охраняя догмат, ударил по гостю и, тем самым, бросил вызов праву владыки определять, «кто достоин».
Нищета и жадность в быту усиливают драму. Донаты себе, отсутствие инвестиций в общие ритуалы — всё это подрывает «святость» образа и превращает идеолога в лёгкую мишень: любой оппонент может сказать «не платит за истину — только говорит о ней». Но и обратное верно: именно потому, что он нищ, отказ от лабораторной литургии — не только догмат, но и рационализация бедности. Двойная запись в главной книге: вера делает бедность добродетелью, бедность закрепляет догмат веры.
Переход к торговле — финальный акт. Это закономерный исход: социальный капитал исчерпан, кафедра утрачена, аудитория устала от проповедей без артефактов, личная экономика требует хлеба. Но в нарративе эта развязка разрушает прежний миф: «служение» уступает «базару», а те, кто вчера называли смешным «проверять богов ритуалами», сегодня вынуждены продавать хлеб тем же массам. Репутация идеолога, построенная на непогрешимости, не переживает экономической гравитации.
На уровне системной схемы всё сходится к четырём узлам: Торкон (власть через обряд и цифру), Гудини (догмат через слово и культ дистанции), Смирнов/bmwservice (практика через вскрытие и эксплуатацию), SAE20 (анонимный катализатор, приглашённый властителем и воспринятый идеологом как ересь). Развязка предопределена: институт всегда сильнее догмата одиночки, а практика всегда убедительнее ритуала в глазах обывателя.
Остаётся оценка. Гудини — не шарлатан и не учёный. Это МП-журналист и идеолог с последовательной верой в сакральность рецептур, с отвращением к профанации «божественного» через массовую аналитику. Его сила — ясная догматика и острая публицистика, умение формулировать простые истины в терминах пантеона и табу. Его слабость — хроническая бедность, отсутствие института, отторжение механики, на которой держится власть в его же мире. Изгнание — следствие политической логики Олейны, а не «злого умысла»; уход в торговлю — следствие биологии быта, а не «продажа души». Но легенда рушится именно потому, что в этот мир он вошёл как «хранитель священного расстояния», а вышел из него как мелкий торговец, приняв правила базара, против которого всю жизнь писал.
Финальная строка проста и жестока. В религиозно-феодальной экосистеме нишевого сообщества выживает тот, у кого в руках институты — лаборатории, регламенты, монтажные столы и очереди к подъёмнику. Морального авторитета без инструментария хватает, чтобы взорвать тред, но не чтобы удержать власть. Гудини выбрал абсолютную веру против ритуала и проиграл ритуалу, затем выбрал торговлю против веры и проиграл вере. Его трагедия — не в том, что он «ошибался по сути», а в том, что он так и не нашёл места между свитком, гаечным ключом и кассой. В этом и есть чистая, холодная мораль этого досье.
🔥 Свод советов для Фёдора Гудка 🔥
Чтобы вернуть себе славу, влияние и престиж, Гудку нужно не торговать, а стать
главным жёлтым расследователем Масломирова. Вот правила.
---
1. Скандализация каждого события
- Любая скучная новость превращается в сенсацию.
- Заголовки:
-
«Торкон тайно кормит жаб бензином?»
-
«Что скрывают Олейнцы о проклятии SAE20?»
-
«Смирнов-БМВсервис смеётся в лицо богам присадок»
---
2. МП-Панорама
- Запуск еженедельного шоу.
- Формат: обзор скандалов недели.
- Темы:
- кто с кем поссорился,
- у кого провалился анализ,
- какие «жрецы» претендуют на власть.
---
3. Сериал «Тень SAE20»
- 10 частей расследования.
- Главные версии:
- SAE20 = шпион Смирнова,
- SAE20 = двойной агент Торкона,
- SAE20 = фантом.
- Добавлять «утечки», «архивы», «дневники».
---
4. Обличения Торкона
- Делать его главным «деспотом».
- Примеры тем:
- «Торкон ест жаб — а что ещё он скрывает?»
- «Ритуалы анализов: жертвы богам или ловушка для простых людей?»
- «Жрецы Олейны: власть, кровь и присадки».
---
5. Жёлтая мифология
- Издавать «псевдодревние хроники МПизма».
- Примеры:
- «Манускрипт XXXX года предсказывал приход SAE20!»
- «Пророчества о Масляной Эпохе и культ Торкона».
---
6. Донаты и поддержка
- Слоган:
«Дайте мне гульдены — и я покажу вам правду!»
- Донатеры = «посвящённые».
- Им открываются эксклюзивные скандалы и инсайды.
---
7. Творческая маска
- Варианты образа:
-
Трикстер-жрец: наглый, смешной, провокационный.
-
Чёрный следователь: жёсткий, разоблачительный, циничный.
---
8. Классическая жёлтая подача
- Три кита:
-
Секс («Грешнотечка — любовница Торкона»),
-
Смерть («убито 5 литров масла в жертву!»),
-
Скандал («Смирнов снова обвинил всех в МПизме!»).
---
⚡ Итог
Гудок должен вернуться к дерзкой журналистике.
Торговля не даст будущего.
Только скандалы, разоблачения, расследования и инсайды
сделают его снова великим и страшным для врагов.